Наконец–то! Все вздохнули с облегчением.
Пройдя путь эволюционного развития по спирали вниз, мы вернулись туда, откуда вышли. Правда, уже без денег, без лучших мозгов и мускулов. Как проигравший в казино возвращается домой.
Мы вернулись, мама! Домой! Домой!
Ну, слава богу, дети! С Новым счастьем!
Я и так никогда не терял оптимизма, а последние события меня просто окрылили. Я уже говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными.
И жизнь опять повернулась в сторону произведений.
А они мне кричали:
— Все, у вас кризис, вы в метро три года не были! О чем вы писать теперь будете? Все теперь об этом. Теперь вообще права человека, теперь свобода личности выше государств. А вы зажрались, вы три года в метро не были.
Критика сверкала: вечно пьяный, жрущий, толстомордый, все время с бокалом, потому что понимал — ненадолго.
Все по словам. А я по лицам. Я слов не знаю, я лица понимаю.
Подошел ко мне авторемонтник и говорит:
— Я вам радиатор заменил.
А я на лицо его глянул.
— Нет, — говорю, — не заменил.
— То есть, — говорит, — запаял.
— Нет, — говорю, — не запаял.
— Сейчас посмотрю. — И пошел смотреть.
Когда все стали кричать «свобода!», и я вместе со всеми пошел смотреть по лицам.
Нормально все. Наши люди. Они на свободу не потянут. Они нарушать любят. Ты ему запрети, чтоб он нарушал. Это он понимает.
— Это кто сделал?
— Где?
— Вот.
— Что сделал?
— Что сделал, я вижу. А кто сделал?
— А что, здесь запрещено?
— Запрещено.
— Не я.
Наша свобода — это то, что мы делаем, когда никто не видит. Стены лифтов, туалеты вокзалов, капоты чужих машин. Это и есть наша свобода. Нам руки впереди мешают. Руки сзади — другое дело. И команды не спереди, а сзади. То есть не зовут, а посылают. Это совсем другое дело. Можно глаза закрыть и подчиниться: «Левое плечо вперед! Марш! Стоп! Отдыхать! Подъем! Становись!..»
Так что народ сейчас правильно требует порядка. Это у нас в крови — обязательность, пунктуальность и эта… честность, эта… порядочность и чистота.
Мы жили среди порядка все 70 лет и не можем отвыкнуть.
В общем, наша свобода — бардак. Наша мечта — порядок в бардаке.
Разница небольшая, но некоторые ее чувствуют.
Они нам и сообщают: вот сейчас демократия, а вот сейчас диктатура.
То, что при демократии печатается, при диктатуре говорится.
При диктатуре все боятся вопроса, при демократии — ответа.
При диктатуре больше балета и анекдотов, при демократии — поездок и ограблений.
Крупного животного страха — одинаково.
При диктатуре могут прибить сверху, при демократии — снизу.
При полном порядке — со всех сторон.
Сказать, что милиция при диктатуре защищает, будет некоторым преувеличением. Она нас охраняет. Особенно в местах заключения. Это было и есть. А на улице, в воздушной и водной среде — это дело самих покойников, поэтому количество погибших в войнах у нас равно количеству погибших в мирное время.
В общем, наша свобода хотя и отличается от диктатуры, но не так резко, чтоб в этом мог разобраться необразованный человек, допустим, прокурор.
Многих волнует судьба сатирика, который процветает в оранжерейных условиях диктатуры пролетариата и гибнет в невыносимых условиях расцвета свободы. Но это все якобы. Просто в тепличных условиях подполья он ярче виден и четче слышен. И у него самого ясные ориентиры.
Он сидит на цепи и лает на проходящий проезд, то есть предмет, лай, цепь и коэффициент полезного действия ясны каждому.
В условиях свободы сатирик без цепи, хотя в ошейнике. Где он в данный момент — неизвестно. Его лай слышен то в войсках, то под забором самого Кремля, а чаще он сосредоточенно ищет блох с огромной тоской по ужину.
И дурак понимает, что в сидении на цепи больше духовности и проникновения в свой внутренний мир. Ибо бег за цепь можно проделать только в своем воображении, что всегда интересно читателям.
Конечно, писателю не мешало бы отсидеть в тюрьме для высокого качества литературы, покидающей его организм. Но, честно говоря, не хочется. И так идешь на многое: путаница с семьями, свидания с детьми… Так что тюрьма — это будет чересчур.
Но что сегодня радует — предчувствие нового подполья. Кончились волнения, беготня, митинги, выборы, дебаты, снова на кухне, снова намеки, снова главное управление культуры и повышенные обязательства. Снова тебе кричат: «Вы своими произведениями унижаете советского человека», а ты кричишь: «А вы своей «Газелью» его просто калечите». Красота!..
Но тот, кто нас снова загоняет в подполье, не подозревает, с какими профессионалами имеет дело. Сказанное оттуда, по всем законам акустики, в десять раз сильнее и громче и, главное, запоминается наизусть.
А вечный лозунг руководства «Работать завтра лучше, чем сегодня» — в подполье толкуют однозначно: сегодня работать смысла не имеет."

С лицом измученым и серым,
На белой смятой простыне,
Как жертва бешеной холеры,
Лежит коленками к стене.
Протяжно стонет, как при родах,
Трясётся градусник в руках.
Вся скорбь еврейского народа
Застыла в суженных зрачках.
По волевому подбородку
Струится пенная слюна.
Он шепчет жалобно и робко:
"Как ты с детьми теперь одна?..."
В квартире стихли разговоры,
Ночник горит едва-едва.
Темно. Опущены все шторы.
У мужа... 37.2'!!! :)))

"Долго выбирали между лобрадором и овчаркой - купили таксу".....................

читает книгу о "Московской кухне" - подходит и спрашивает "Что такое ГОКОРОК???"

я в шоке, думаю может чаво нового придумали, читаю, а там написано "возьмите 1000гокорока"....

После пережитого, с чувством выполненного долга, Вам лучше всего сходить в магазин и купить торт и что-нибудь алкогольное

[url=http://www.gde-ford.ru/model/ford-focus][IMG]